Викинги - Страница 62

— Где ты взял его? И зачем? Луг поплотней запахнул куртку.

— Ты помнишь, наверное, когда хоронили Оттара и твоего деда, Ракни велел вкатить на могилу большую глыбу, лежавшую там неподалеку. Я отколол кусочек, пока справляли поминальный пир.

Спустя несколько дней у гаг вылупились малыши. Матери тщательно высушили потомство и увели его в море. Тогда Хельги с Лугом пришли собирать пух. Они держались вместе. Монах занятно рассказывал о кораблях, обтянутых бычьими кожами, и о солнечных землях на западе, которых эти корабли будто бы достигали когда-то. Он ни о чём не просил, но Хельги решил про себя, что постарается помочь ему вернуться домой.

Свальбардское лето отгорело ярко и быстро. Умолкли шумные гнездовья, засобирались на юг гуси, и Вагн посоветовал конунгу не медлить с отплытием:

— Скоро начнутся шторма, и они могут нас здесь запереть. Я и сам едва выбрался в позапрошлом году.

Ракни кивнул. Он сделался ещё молчаливее, чем был.

Когда снимали оружие со стен, он не стал распутывать узел, державший ножны Пламени Битвы. Вынул деревянный гвоздь из бревна и убрал всё вместе в сундук. Если овладевший мечом будет знать, кто такой Оттар, он тоже не развяжет узла.

Корабль Ракни сэконунга шёл на юг. Холодные Берега, давно скрывшиеся в тумане, посылали вслед тяжёлые серые облака. Иногда они спускались к самой воде, и тогда прятался даже Лебедь, шедший на расстоянии полёта стрелы. Хитроумно был выстроен этот кнарр — под парусом он почти не отставал от Оленя. Искусные мастера предназначили его не для войны, но путешественник вроде Вагна мог смело отправляться на нём хоть кругом всей земли: он не подведёт на середине пути.

Северный ветер тянул прямо в корму, не доставляя больших забот никому, кроме рулевого. Хельги стоял у форштевня, глядя вперёд.

После гибели Оттара ему часто мерещилась какая-то прозрачная, печальная песня без мелодии и без слов. Словно далёкий, далёкий крик птичьей стаи, донёсшийся из-за туч. Эта песня зазвучала в нём и теперь, стоило вспомнить синие заливы Свальбарда и хребты белых вершин, уходящие за горизонт.

Скоро там начнутся сильные снегопады. Пролетит над побережьем слепая пурга, белый пух густо покроет оба дома и каменный курган в Могильном фиорде, и придёт тишина. Долгая, долгая ночь сомкнётся над Свальбардом, и лишь отблески сполохов будут играть на обледенелых камнях…

Вот так обзаводится человек зарубками на душе и памятными местами, властно зовущими его отовсюду, где бы он ни был. Даже мать, если попадет когда-нибудь в Гардарики, сразу примется скучать по Линсетру и вздыхать, рассказывая о нем. Подобное не минует и Хельги, и он перестанет ненавидеть Холодные Берега, а через несколько зим выстроит себе корабль и захочет побывать на Свальбарде ещё раз. Склонить голову перед курганом, подняться вверх по лососевой реке и посмотреть-таки, где её начало… Но сперва он увидится с матерью, поздоровается с горами и воздвигнет памятный камень по Оттару, сожжённому так далеко от Норэгр…

Зло родило зло, понял вдруг Хельги, глядя на серые, шершавые спины волн, лениво обгонявших корабль. Ракни обидел его недоверием, и он полез вон из кожи, доказывая свою правоту. Никогда не ссорившийся с рабами, он не попытался поговорить с Карком по-доброму, высокомерно предпочитая колотить его, неумёху… И Карк мстил — неуклюже и очень по-рабски, исподтишка. И оба не видели в ослеплении, что эта вражда всё время била по Оттару. Кот, брошенный в воду, подрезанная верёвка и, наконец, голубая пасть ледника… Если Ракни или кто другой пойдет на Свальбард через год-два, наверняка Оттарова Стамуха ещё будет стоять посередине фиорда — памятник злу, которое однажды вырвалось из рук творивших его и само нанесло смертельный удар…

Хельги ощутил чьё-то присутствие за спиной и обернулся. Возле него стоял Ракни.

При виде конунга Хельги немедленно вспомнил тот давний запрет ходить на нос корабля; наверное, сейчас снова погонит прочь от форштевня… Однако Ракни промолчал, внимательно разглядывая что-то впереди, хотя на самом деле до берега оставалось ещё двое суток пути и вокруг не было ничего, кроме тумана. Хельги уже начало казаться, что конунг, занятый своими мыслями, попросту его не заметил. Но тот неожиданно проговорил:

— Как ты думаешь, твой родич Халльгрим Виглафссон пустит нас с Вагном перезимовать к себе в Торсфиорд?

Хельги ответил:

— Я и сам хотел предложить тебе это. И думается мне, надо будет забрать с собой Беленькую. Она там, наверное, уже строит дом для Богини, дарующей сыновей.

И добавил, помедлив:

— Конунг, ты назвал меня родичем Халльгриму Виглафссону…

Ракни спокойно кивнул:

— Мы с Оттаром почти с первого дня в этом не сомневались.

Хельги смотрел на него молча, и немой, отчаянный крик рос в его душе. А Ракни продолжал по-прежнему невозмутимо:

— Многим кажется, что Оттар погиб из-за тебя. Если бы я тебя зарубил, его гибель оказалась бы напрасной. Поэтому ты живешь. Я долго не хотел тебе говорить, но лучше скажу. Оттар собирался вступить с тобой в побратимство. Он сам мне говорил. И послушай, что я скажу тебе ещё. Тот меч, что принадлежал Виглафу Ворону, я отдам твоему дяде. У него там найдутся наследники достойней тебя, и он уж сообразит, как распорядиться. Но Оттар обидится на меня, если Гуннлоги достанется не тебе. Все видели, он не захотел взять его в курган. Ты наденешь этот меч, когда тебя введут в род и настанет твоя пора совершать мужские дела. А насчет Беленькой ты неплохо придумал. Сын должен походить на отца. Вот ты и поможешь ей вырастить морехода.